Турки занимают Картли, Карталинский царь уезжает в Россию
Жар Кахетии раздуло Карталинским ураганом. Коршун с коршуном сцепились Над цыпленком бездыханным. Но вблизи орел проснулся, И приблизился к горланам, И унес от них добычу, Победив на поле бранном.
Эх, напрасно эти птицы Не поладили тайком! Тот бы ножкой поживился, Этот — спинкой и крылом. Зря позволили злодею Завладеть своим добром! Коль неправду говорю я, Наградите тумаком.
Белена была Вахтангу В эти дни вкусней нектара: Он к султану обратился, Не очнувшись от удара. Двух строителей послал он Заметать следы пожара: Лицемера Иессея И царевича Бакара.
Но строители ошиблись, Не хватило им уменья, Только Картли и Кахетии Обрекли на разоренье. Не могли они воздвигнуть Неприступного строенья, Уступив врагу без боя Все грузинские владенья.
Не смогли цари поладить,— Зол был каждый и упрям, Не умели присмотреться К государственным делам, Крепко запертые двери Лютым отперли врагам,— Привели пришельцев кахи, Карталинцы — турок к нам.
Лишь проведал царь Кахети, Что горами и долиной Турки движутся к столице Напрямик, как рой осиный,— Он признал себя бессильным Перед вражеской дружиной. Сдал ключи он сераскиру И пришел к нему с повинной.
И вошли в Тбилиси турки, Увидав, что нет запрета. Иессей поладил с ними — Был он веры Магомета. Царь Вахтанг ушел в Россию Через Рачу в то же лето. Что случилось с ним в России, Я еще скажу про это. В горы к пшавам и хевсурам Удалился Константин. Разместилось близ Тваливи Беглых множество грузин. Но ни жать не мог, ни сеять В этом месте ни один,— Что имели, то проели И бедняк и господин.
Невтерпеж несчастным кахам Становилось это горе. Поклялись они друг другу Отомстить турецкой своре: «Проведем подкоп секретный И ворвемся в крепость Гори!» Царь решился, и запели Боевые трубы вскоре. Иессей, узнав, что в Гори Мчатся кахи по лесам, Во главе отряда турок Из Тбилиси вышел сам. Грянул бой. И кровь людская, Щедро пролитая там, Жернова вертеть могла бы, Коль текла б по желобам!
От рассказов этих горьких И в гортани горько стало! Зедавельская долина Ополчений не вмещала. Атакуя войско турок, Одолели мы сначала, Но потом разбиты были: Нас измена доконала.
Страшный день! Отряды турок Проливали кровь невинных, Обезглавливали женщин, Чернецов, простолюдинов. Наши головы возили На арбах, в больших корзииах. Мертвецов не хоронили,— Грызли волки их в долинах.
Побег Давида из плена
Бил во мне источник жизни — Полный влаги желобок. Ныне там, где был источник, Хлынул слез моих поток. Я молил о провожатом, Чтоб его послал мне бог, Чтоб враждебную границу Перейти я, грешный, мог.
И пошел я в край далекий, Где хотел найти спасенье. Сердце плакало; слезами Затуманивалось зренье. Уж не думал я, что сердце Это выдержит томленье. Потерял я вас, родные! Нет мне боле утешенья!
Путь на север по светилам Находил я неустанно; Семь планет проводниками Мне служили постоянно. Так достиг горы я голой Посредине Дагестана, И немало претерпел я В том краю от урагана.
Засвистел внезапно ветер, Застучал о камни град. Ослепляя взор огнями, Били молнии подряд. Негде было мне укрыться, И, блуждая наугад, Обмотал тряпьем я темя И упал, тоской объят.
Я лежал ничком, и сердце Мне сказало, маловеру: «Поищи от бури крова И не мучайся чрез меру». Я пошел и в блеске молний Вдруг наткнулся на пещеру, И она мне показалась Подходящей по размеру.
Я в пещере той укрылся И возрадовался снова: Сам господь послал мне милость, Не лишил в ненастье крова. Он укрыл меня от града, Защитил от ветра злого. Не утратившему веры Бог не сделает худого.
Ты один спасаешь, боже, Заблудившихся в пути! Без тебя дороги верной Никому не обрести. Я лежал, глаза зажмурив, Но велел ты мне идти, И пошел и отыскал я То, что должен был найти.
Град прошел, и мрак пещеры Я оставил для скитанья И восславил в сердце бога За его благодеянья. Не силен я был в молитвах Без Священного писанья. «Сохрани, помилуй, боже!» — Говорил я сквозь рыданья.
Выход из плена в Россию
Ночь прошла. Никто не гнался, Чтоб настигнуть беглеца. Истомленный и неспавший, Снова шел я без конца. И в дороге пропитанье Мне досталось от творца: Я нашел кусок арбуза, Два отличных огурца.
Но когда, склонясь к реке, я Обмывал арбуз от пыли, Из-за пазухи упали Огурцы и прочь поплыли. И до слез я огорчился, Что поймать их был не в силе: Мне дороже ста червонцев Огурцы в то время были!
Понесло их вдаль теченьем, Я за ними вслед погнался. Чуть в реке не потонул я, Но, увы, ни с чем остался. И немало я на бога, Неразумный, обижался: «Коль ты дал, зачем ты отнял И над нищим надругался?
Все живое процветает По твоей лишь благостыне,— Отчего ж забыл ты, боже, О своем голодном сыне? Коль послал ему ты пищу Здесь, в неведомой пустыне, Почему обратно отнял То, чем он владел отныне?»
Спохватившись, со слезами Снова бога я молил, Чтобы он мои упреки Неразумному простил. Пережить любую кару Был готов я, слаб и хил, Но, увы, идти голодным Не имел я больше сил.
Я роптал: «Неужто голод Омрачил мое сознанье? Но ведь душу укрепляют Долгий пост и покаянье. Предающиеся пьянству Не достойны ль порицанья? Вслед за плотью губят душу Роскошь и невоздержанье».
Так я шел и горько плакал, Тяжкой думою объят. С покаянною молитвой Брел вперед я наугад. Вдруг возник передо мною Плодоносный дивный сад, Где сплошной зеленой чащей Персик рос и виноград.
И нагнулся и пролез я В виноградник тот цветущий, И наелся винограда, Притаясь под темной кущей. «Ах, зачем роптал на бога Я, скиталец неимущий? Почему не положился На тебя я, всемогущий? Огурцы ты отнял, боже,— Счел себя я страстотерпцем, И хулить тебя я начал, Согрешив умом и сердцем. Ты ж простил грехи мне эти И привел к единоверцам, Хоть набить мне надлежало Рот за это горьким перцем!
Как могу я, боже правый, Похвалу тебе воздать За великие щедроты, За святую благодать? Темен я, псалмы Давида Не умею распевать. Не взыщи за то, что грешен Пред тобою я опять!
Сделай так, чтоб стали песней Плач мой горький и томленье. Мне, зловонному сосуду, Средство дай для очищенья. Сердце, разум мой и душу Сохрани от прегрешенья, Укрепи своею силой, Не ввергай во искушенье!»
Внял господь моим стенаньям И мольбе немногословной — И послал успокоенье Он душе моей греховной: Вместо голоса тревоги Я услышал глас духовный,— До ушей моих донесся Дальний благовест церковный.
О, как сердце задрожало, Услыхав церковный звон! Я вскочил и оглянулся — И отпрянул, поражен: Люди истово крестились Возле церкви у окон. Вот оно, мое спасенье! Кончен вражеский полон!
Возместил мне бог сторицей Все, чего лишил когда-то! Как безумное, стучало Сердце, радостью объято, И рассыпал изо рта я Там немало винограда, И бежать хотел я к людям Из приветливого сада.
Тут внимательней взглянул я На неведомых людей,— Кички женщин поднимались, Словно рожки у чертей. Испугался я, несчастный, Новых дьявольских затей И решил бежать отсюда И других искать путей.
Я набрал плодов в дорогу, Чтоб не мыкать горькой доли,— Часть за пазуху засунул, Часть узлом связал в подоле. И до сумерек в саду я Затаился поневоле: Днем, погони опасаясь, Не посмел я выйти в поле.
Возвратившись на дорогу, Снова я залег в тростник, Но врагу не пожелаю Новых горестей моих: Комаров взметнулась туча Надо мною в тот же миг, И закрылся я руками, Задыхаясь в гуще их.
И сказал я, комарами Доведен до исступленья: «Ухожу я, кто б там ни был, Больше нет во мне терпенья!» И вскочил, и быстрым шагом Устремился я в селенье. И гумно, где молотили, Я заметил в отдаленье.
Словно званый гость, внезапно На гумне я появился. Окружив меня толпою, На меня народ дивился. У любого под рубахой Крестик маленький светился. Медный крестик лобызая, Трижды я перекрестился.
«Лазарь, дай-ка парню хлеба!» — Кто-то, сжалившись, сказал. Слово «хлеб» заслышав ухом, Я, как лист, затрепетал, Закачался на ногах я, Пошатнулся, застонал И, как рухнувшее зданье, Обессиленный, упал.
Слово «хлеб» я знал по-русски, Слышал я его и ране. Услыхав его, я понял, Что на русской я окраине. И душа, забыв о муке, Погрузилась в ликованье, И, как сноп, я там на землю Повалился без сознанья.
Был казак в селенье этом, Мне ниспосланный судьбою. Как родной отец за сыном, Он ухаживал за мною. Обнял он меня с любовью, Оросил мне грудь слезою, Толмача Январу-пшава Разыскал, привел с собою.
Повезли меня за речку, В храм господень привели, Дали мне святым иконам Поклониться до земли. К старшине потом позвали, Расспросили, как могли: Кто такой, зачем скитаюсь От отечества вдали.
Расскажу теперь я вкратце, Как я с Тереком расстался. Прибыл я в Сулак сначала, В Астрахань потом подался. С Волги я к царю Вахтангу До Москвы с трудом добрался. Царь с царевичем Бакаром Там у русских укрывался.
Был начальником я сделан У Вахтанга в арсенале, Дай вам боже справить пасху Так, как мы ее справляли! Состязались в пенье, в пляске, Вирши взапуски писали, Под веселый звон цимбалов До рассвета пировали.
Виршеплет Джавахишвили Там соперником мне стал. Словно деревцо кривое, Был тщедушен он и мал. Каждый стих мой, как репейник, В хвост бедняге попадал, И не раз, пища в досаде, Шапку наземь он кидал.
Публикуется по материалам: Поэзия народов СССР IV–XVIII веков. Библиотека всемирной литературы. Серия первая. т. 55, –М.: Художественная литература, 1972. Сверил с печатным изданием Корней.
