Он даром песнопенья обладал, Познаньем тайн творенья обладал,
Был сладостен и мудр его язык, И в помыслах своих он был велик.
Был каждый тюркский стих его огнем, А стих персидский — пламенным вином.
На двух языках песни он творил, Вдвойне вниманье мудрых одарил.
Его прославленные муамма Поистине — сокровища ума.
Его калам — когда он им писал — Благоуханный мускус рассыпал.
В его словах, дышало волшебство,— Так был великолепен дар его.
И недоступных не было наук Для Шейбани. Плетением кольчуг
С таким же совершенством он владел, Как древний царь Давид-кольчугодел.
Вот оружейник первый в том краю, Избрав кольчугу лучшую свою,
Пылающую кольцами, как жар, Принес царю и властелину в дар.
На ту кольчугу Шейбани взглянул И сам несколько колец согнул.
Необычайно мастер-чудодей Завил их наподобие кудрей.
И так был оружейник потрясен Работой, что издал он громкий стон
И молвил: «Я желал, властитель мой, Блеснуть своим уменьем пред тобой.
Но вижу, что не стою ничего Пред образцом искусства твоего.
Я первым слыл кольчужником в стране, Соперников не ведал, равных мне.
И как теперь тобою посрамлен, Коль ты в других ремеслах столь силен.
Да чашу дней твоих не иссушит Поток времен, покуда мир стоит!
Да одоленье над врагом тебе Дарует небо в благостной судьбе!..»
С толпой безусых, как он сам, повес Два миродержца встретятся сейчас.
Потом сказал себе: «О человек! Что, о невежда, разум твой изрек!
Кто миродержец истый в наши дни? Кто Джахангир, когда не Шейбани?
В его руке миродержавный свет. Отныне мнений двух об этом нет.
А тот, кто дух свой в лености растлил, Как может быть, чтоб он не отступил?
Но всяк, чей разум истине открыт, Тот правду сокровенную узрит.
Любой властитель, кто бы ни был он, Благоволеньем неба осенен.
Он — светоч вседержителя, пока Его звезда и степень высока.
Но и цари неравны меж собой, Не поровну одарены судьбой.
Над судьбами владыки не вольны, И их пути грядущие темны.
И станет меж владык возвышен тот, В чьи двери солнце истины войдет.
И если б он один в пустыне жил Иль, как Юсуф, в колодезь ввергнут был,
Могучий свет и там его найдет И на вершину славы возведет…
Как солнце утра, встав на небесах. Купает мир в живых своих лучах,
И всякое в природе естество Ликует пред сиянием его,
И блещет перед ним морской простор. Пески пустынь и льды высоких гор,—
Так лучезарным солнцем в наши дни Поднялся хан великий Шейбани.
Так от него сиянье обрели Цари иные на лице земли.
Вот хан, чья слава не умрет века, Повел на приступ грозные войска.
А тот, кто Джахангиром назван был Толпой льстецов придворных и кутил,
Бежал проворно, не жалея ног, И в дальней горной крепости залег.
А для Ходжента был он чуженин, С дружиной чужеземной властелин.
Сопутствуем Санджаром верным, шах Надежный замок укрепил в горах.
Но Шейбани настиг его и там, Преследуя бегущих по пятам.
И осажденным он письмо послал, Где миром дело кончить предлагал
И обещал пощаду, коль народ Пред ним ворота волей отопрет.
Но все увещевания его Не тронули, как видно, никого.
Была твердыня сказочно крепка, Единодушны в крепости войска,
И так была та крепость высока, Что погружала башни в облака…
И двинулись на приступ роковой Бойцы, сомкнув щиты над головой.
Бестрепетно-отважные, как львы, Они лавиной ринулись на рвы.
Хоть град камней был яростно жесток, Мост навели они через поток.
Те по мосту, другие прямо вброд, Где бил, крутил и выл водоворот,
Перебирались на берег другой, Карабкались по насыпи крутой
И, тучи стрел пуская по врагам, Уж подставляли лестницы к стенам.
Уж лезли роем на отвес скалы Под струями пылающей смолы.
Хоть стены были дивно высоки И лестницы их были коротки,
Но в крепости смятенье началось, Великое волненье началось.
Шесть тысяч человек — все сразу — там Такой подняли страшный вой и гам,
Как бы настал земли последний час. И хоть мирзой назначен был Барлас,
Но счастья не добилися они, Само искало счастье Шейбани.
С какой неустрашимостью — смотри! — На бой пошли его богатыри!
Они подкоп огромной глубины Прорыли в основании стены.
И, наконец,— опоры лишена,— Обрушилась тяжелая стена.
И ворвалось в зияющий пролом Все войско за прославленным вождем.
И вмиг защита сломлена была, Разбита и разгромлена дотла.
Побоища такого белый свет Не видел за последних двести лет.
Ты скажешь: смерти ветер ледяной Пронесся по твердыне крепостной.
И крепость крови сделалась полна, Как полный чан горячего вина,
И кровь лилась, и бушевал пожар. Как в дни пророка в крепости Хайбар.
Так бушевал огонь, что, кто от стрел И от мечей укрылся,— тот сгорел.
От замка не осталось ничего — Погибли все защитники его.
Их поглотили адские огни, Но рай приял батыров Шейбани.
Живыми победители себя — Здоровыми увидели себя.
Когда свою победу завершил. Великий хан убийства прекратил.
И было повеление его: Всех пленных отпустить до одного!
Несчастные свободу обрели, Найдя друг друга, в радости ушли.
Хан в Самарканд направился и там Вернулся вновь к заботам и трудам.
Публикуется по материалам: Поэзия народов СССР IV–XVIII веков. Библиотека всемирной литературы. Серия первая. т. 55, –М.: Художественная литература, 1972. Сверил с печатным изданием Корней.