Нынешний день ты отметь, Макрин мой, камешком лучшим: День этот светлый тебе еще один год прибавляет. Гению лей ты вино. В подкупной ты не просишь молитве Благ, о которых богам ты лишь на ухо мог бы поведать. Знати же добрая часть возливает тишком и кадит им: Ведь не для всех хорошо бормотанье и шепот невнятный Вывесть из храмов и жить, своих не скрывая желаний. Совести, славы, ума откровенно просят и громко, А про себя и сквозь зубы цедя бормочут: «О, если б
Дядюшка сдох, то-то смерть была бы на славу! О, если б Заступ ударился мой о горшок с серебром, поспособствуй Мне, Геркулес! Или как-нибудь мне извести бы мальчишку, После которого я ближайший наследник! Паршивый Он ведь и желчный! А Нерий жену уже третью хоронит!» Чтобы молитву свою освятить, ты трижды поутру Голову в Тибр окунешь и ночь очищаешь рекою. Ну-ка, ответь,— мне узнать желательно сущую малость,— Кем ты Юпитера мнишь? Предпочел бы его ты, положим, Хоть…— «Ну, кому же?» — Кому? Хоть Стайю! Иль ты не уверен,
Кто из них лучший судья, кто к сиротам заботливей будет? Ну, так то самое, чем ты Юпитера слух поражаешь, Стайю, попробуй, скажи. «О Юпитер, блаженный Юпитер!» — Он бы воскликнул. А сам к себе не воззвал бы Юпитер? Думаешь ты, он простил бы тебя, коль скорее при громе Сера священная дуб, чем тебя и твой дом, поражает? Иль потому, что веленьем овечьих кишок и Эргенны В роще твой труп не лежит, обегаемый всеми и жалкий, Бороду дергать тебе свою позволяет Юпитер Глупую? Платой какой, какими такими дарами
Уши богов ты купил? Потрохами и ливером жирным? Вот вынимают, смотри, богомольные тетки и бабки Из колыбели дитя и лобик и влажные губки Мажут сначала слюной, поплевав на перст непристойный, Чтобы дитя освятить и от глаза дурного избавить; Нянчат потом на руках и для мальчика тщетно надежду То на Лицина поля, то на Красса палаты лелеют: «Пусть пожелают в зятья себе царь и царица младенца, Девушки жаждут и, где б ни ступил он, пусть вырастет роза!» Я же кормилице так просить не позволю, Юпитер,
Ей откажи, хоть она и молилась бы в белой одежде. Требуешь крепости мышц и бодрого в старости тела. Пусть, но роскошный твой стол и тяжелые пряные яства Сильно мешают богам и Юпитеру просьбу исполнить. В жертву быка принося, Меркурия просишь умножить Ты состоянье свое: «Ниспошли благоденствие дому, Даруй стада и приплод!» Да как это можно, несчастный, Раз у тебя на огне столько сальников тает телячьих? Но настоять на своем он кишками и жирной лепешкой Все-таки хочет: «Уже разрастаются поле, овчарня,
Вот уже просьбы мои исполняются, вот уж…» — покамест «Плакали денежки» он, обманувшись в надеждах, не скажет. Если б тебе надарил я серебряных чаш с золотою Толстой отделкой, то ты вспотел бы, конечно, и сердце В левой груди у тебя от восторга в слезах бы забилось. Вот и пришла тебе мысль покрывать священные лики Золотом, взятым в боях: «Пускай среди бронзовых братьев Те, о которых идут сновиденья без бреда больного, Главными будут и пусть стоят с золотой бородою». Золото выгнало медь Сатурнову с утварью Нумы,
Урны весталок собой заменяя и тускскую глину. О вы, склоненные ниц, умы, не причастные небу, Что за охота вносить наши нравы в священные храмы И о желаньях богов судить по плоти преступной? Это она, разведя в нем корицу, испортила масло, И калабрийскую шерсть осквернила пурпуровой краской, И выцарапывать нам из раковин жемчуг велела, И, раскалив, отделять золотые частицы от шлака. Да, заблуждается плоть, но пороки использует; вы же Мне объясните, жрецы, к чему ваше золото храмам? То же оно для святынь, что и куклы девиц для Венеры. Что ж не приносим богам мы того, что на блюдах не может Подслеповатое дать Мессалы великого племя: Правосознанье, и долг священный, и чистые мысли, И благородство души, и честное искренне сердце. Это дай в храмы внести, и полбой богов умолю я.
Публикуется по материалам: Римская сатира: Пер. с латин. / Сост. и науч. подгот. текста М. Гаспарова; Предисл. В. Дурова; Коммент. А. Гаврилова, М. Гаспарова, И. Ковалевой и др.; Худож. Н. Егоров. –М.: Худож. Лит., 1989. – 543 с. (Библиотека античной литературы). Сверил с печатным изданием Корней.
