Мистер Пиквик возник из небытия совершенно случайно.
10 февраля 1836 года (история сохранила эту дату) в комнату Диккенса вошел человек, которого он сразу узнал. Да ведь это тот самый продавец, из чьих рук он немногим более двух лет назад получил номер «Мансли мэгэзин», где был напечатан его первый рассказ, положивший начало «Очеркам Боза» — серии зарисовок лондонской жизни. За «Обед на Поплар-Уок» ему тогда ни гроша не заплатили, хуже того — опубликовали рассказ без подписи, но с этого момента Диккенс и вступил на литературное поприще. Впрочем, продавец, как видно, тоже не терял времени даром. Он представился как Уильям Холл, совладелец недавно основанной книгоиздательской фирмы «Чепмен и Холл». У них с мистером Чепменом предложение мистеру Диккенсу. Фирма договорилась с известным художником-карикатуристом Робертом Сеймуром о серии картинок из жизни горе-спортсменов. Выходить она будет ежемесячными выпусками. Не согласится ли мистер Диккенс за четырнадцать фунтов в месяц делать подписи к этим картинкам? Чепмен и Холл верят, что у него получится. Ведь им посоветовал обратиться к нему сам Чарлз Уайтхед, автор нашумевшего романа о палаче Джеке Кече. Он читал юморески мистера Диккенса. Ему понравилось.
Уильям Холл не мог, разумеется, помнить всех, с кем сталкивался, когда торговал на Стрэнде, и, произнося свою заранее заготовленную речь, вглядывался в собеседника. Перед ним стоял среднего роста красивый молодой человек с волнистой каштановой шевелюрой и проницательными, стального цвета глазами, живой, полный обаяния и разве что слишком ярко одетый — даже по не очень строгой моде тех лет. Он был сердечен, радушен и все же полон сознания собственной значимости. До чего быстро кружит людям голову успех! Ведь всего только десять дней назад вышли два томика «Очерков Боза», иллюстрированных знаменитым Крукшенком. Конечно, их прочел не один лишь чуткий к юмору автор романа о палаче. Книжки расходились хорошо, и. не только благодаря Крукшенку — псевдоним «Боз» успел уже примелькаться читателям газет. Но ведь прошло всего десять дней!
И тем не менее начинающий литератор весело, любезно — и притом наотрез — отказался греться в лучах славы Сеймура. Никаких надписей к чужим картинкам! Он согласен работать для начинающих издателей, но сюжет и героев изберет сам, а Сеймур будет его текст иллюстрировать. И речь пойдет не о спорте. Нельзя писать о том, в чем не понимаешь. О чем же? Он подумает.
Дело решилось скоро. Чепмен и Холл предложили ему написать про спортивный клуб. Он напишет про клуб иного рода — про объединение чудаков, занятых пустячными исследованиями. Это будет сатира на педантов. А их поездки по стране дадут возможность изобразить провинциальные нравы. Главного героя будут звать мистер Пиквик.
Откуда взялось это не столь уж частое имя? Трудно сказать. Известно лишь, что Диккенс его прочитал. Но где? Возможно, у Пирса Игена, писателя, сделавшего столь модными ежемесячные иллюстрированные выпуски романов,— в одной из его книжек упоминается деревенька под названием Пиквик. Или просто на дверце кареты. Существовала такая компания наемных карет (одна из этих карет и сейчас стоит в музее курортного города Вата), и Диккенс неплохо обыграл это на страницах «Пиквикского клуба».
Итак, о главном было договорено.
Но тут вмешался Эдвард Чепмен.
Диккенс хотел изобразить мистера Пиквика человеком тощим, изнуренным учеными трудами. Чепмен предложил другой вариант. У него был знакомый, чей нелепый облик словно бы просился на страницы юмористических очерков. Комплекции он, кстати, был довольно плотной. Чепмен в подробностях рассказал о нем Диккенсу и Сеймуру. Диккенс его описал. Сеймур его нарисовал. Чтобы ничто в нем не ускользнуло от внимания читателей, художник на первой же гравюре, изображающей заседание Пиквикского клуба, водрузил его на стул.
Диккенс втягивался в работу с трудом. Он шутил, что не представлял себе раньше, что в печатном листе столько слов. Но сроки выдержал. 31 марта 1836 года читатели получили возможность взять в руки первый выпуск «Посмертных записок Пиквикского клуба».
Возможностью этой, впрочем, мало кто поспешил воспользоваться. Чепмен и Холл для начала отпечатали четыреста экземпляров. Однако и этого оказалось много: разошлось полтораста.
Такое, конечно, не раз случалось с начинающими писателями. Но тем-то и загадочен провал первых выпусков «Пиквикского клуба», что произошел он на фоне все возрастающего успеха «Очерков Воза». Диккенса уже сравнивали с Виктором Гюго и Вашингтоном Ирвингом. Планировалось новое издание. «Очерки» шли нарасхват. И в то же время «Записки Пиквикского клуба» залеживались на книжном складе.
Впрочем, стоит вспомнить — романа-то пока еще нет. Первый выпуск — это всего две главы, причем первая из них по справедливости считается самой слабой в книге. Правда, во второй в карету мистера Пиквика садится наглец и мошенник Джингл — одно из колоритнейших созданий Диккенса, но его словно бы и не замечают. А ведь на него возлагались такие надежды! Словом, от выпуска к выпуску роман постепенно складывается, а успех не приходит.
Дела шли все хуже и хуже. С третьего выпуска издание лишилось даже такой приманки, как гравюры Сеймура. Произошло это по причинам трагическим.
Просматривая эскизы иллюстраций Сеймура ко второму выпуску, Диккенс остался недоволен одной из них. Он написал об этом художнику. Письмо было уважительное, любезное, полное похвал другим иллюстрациям, но Сеймур, видимо, почувствовал себя оскорбленным. Мало того, что этот мальчишка, человек на двенадцать лет его моложе, с самого начала отодвинул его на второй план, он еще диктует свои условия! Для выяснения отношений потребовалась личная встреча — первая и последняя. На ней присутствовали Чепмен и Холл. И опять Диккенс был мил, общителен, весел — и опять сумел настоять на своем. Сеймур уступил. Но когда он, вернувшись домой, принялся за работу, дело не заладилось. Человек он был крайне неуравновешенный, и это сказалось самым ужасным образом. В какой-то момент он все бросил, выскочил в сад и застрелился, оставив вдову с девятью детьми. О его смерти Диккенс узнал от своего брата.
Второй выпуск вышел с тремя иллюстрациями вместо четырех обещанных. Третий — уже только с двумя, и обе они, по мнению Диккенса, никуда не годились. Чепмен и Холл заказали их на свой страх и риск художнику Роберту Бассу, и Диккенс попросил их отныне в это дело не вмешиваться. Он взял его на себя. Среди первых, кто откликнулся на его призыв, был У. М. Теккерей — будущий известный романист, превосходно иллюстрировавший потом собственные произведения. Диккенс его отверг. Свой выбор он остановил на Хэблоте Найте Брауне, принявшем псевдоним «Физ». С его замечательными иллюстрациями «Пиквик» выходит до сих пор. Но к четвертому выпуску, иллюстратором которого был Физ, проявили ровно столько же интереса, сколько и к первым трем. Чепмен и Холл уже подумывали отказаться от всей этой неудачной затеи.
И тут произошло невероятное.
Судя по письмам Диккенса, он с самого начала знал, что пишет произведение выдающееся. «Наконец-то я принялся за Пиквика, которому суждено будет предстать перед читателями во всем величии и блеске своей славы»,— писал он своим издателям за день до окончания первой главы. Но эти слова на протяжении четырех месяцев казались пустой похвалой. И вдруг они оправдались. И как! Вся читающая Англия набрасывается на пятый выпуск «Пиквикского клуба». Его рвут из рук. Мгновенно расходятся пылившиеся на полках первые четыре выпуска. Типография срочно их допечатывает. К окончанию романа тираж его достигает сорока тысяч, и каждый выпуск зачитан до дыр. А однажды Физ, зайдя к Диккенсу, сообщает ему, что видел в каком-то магазине «пиквикские шляпы». Скоро в витринах появляются «уэллеровская ткань», «пиквикские набалдашники для тростей», «пиквикские сигары» и даже «пиквикский песенник». Собаки и кошки получают клички Джингл, Троттер, Бардл. Люди порою тоже…
Как случилось такое чудо?
Рассказ об этом надо начинать издалека, с момента, когда англичане впервые взяли в руки перевод «Дон Кихота», точнее — первой его части, ибо в 1612 году лишь она и была написана. Еще раз великое творение Сервантеса предстало перед английскими читателями в самом начале XVIII века и вызвало волну подражаний. Учеником и продолжателем Сервантеса объявил себя крупнейший романист эпохи Генри Филдинг. С тех пор в английской литературе укоренился жанр «комической эпопеи». Это был своеобразный «роман большой дороги». Герои (обычно — вдвоем) идут из одного места в другое, с ними случается множество (не обязательно комических) приключений, открывающих многообразие человеческих типов и жизненных ситуаций. «Видел обычаи многих людей» — эту строчку из Горация Филдинг поставил эпиграфом к своему «Тому Джонсу» (1749). С таким же правом она могла бы стоять и перед многими другими романами XVIII века.
Потом подобные книги писать перестали. Они оставались любимым чтением, но уже в качестве классики. В новой литературе их оттеснили исторические романы Вальтера Скотта. А после его смерти на первое место вышел Булвер-Литтон, писавший о нравах высшего света и уголовного мира.
Диккенс возродил для своего века «роман большой дороги».
Успех пятого выпуска принято объяснять тем, что в нем появился Сэм Уэллер. И правда, в его лице Дон Кихот — Пиквик обрел своего Санчо. Но в пятом выпуске Сэм не успел еще себя как следует проявить. Действительные причины успеха, очевидно, сложнее. Диккенс раньше своих читателей почувствовал, что им нужно. Для того чтобы они сами это поняли, потребовалось известное время — в общем-то, совсем небольшое. Иногда замечательные произведения искусства ждут признания годами, а то и десятилетиями. На этот раз хватило четырех месяцев.
Диккенс стал любимцем Англии. На всю жизнь. И потому, что слава «Пиквика» не померкла с годами. И потому, что Диккенс не остановился на «Пиквике». В его лице Англия получила великого романиста, год от года открывавшего новые грани своего таланта.
Австрийский писатель Стефан Цвейг, которому довелось в юности повстречаться со стариками, помнившими прижизненные успехи Диккенса, утверждал, что по их отзывам легче, чем по любым критическим источникам, судить о всенародном признании «Боза», как они продолжали его называть. «В день получения почты… они никогда не могли заставить себя дожидаться дома почтальона, который наконец-то несет в сумке новую синенькую книжку Боза… И год за годом все, от мала до велика, встречали в положенный день почтальона за две мили, лишь бы поскорее получить свою книжку. Уже на обратном пути они принимались читать: кто заглядывал в книгу через плечо соседа, кто начинал читать вслух, и только самые большие добряки во всю прыть бежали домой, чтобы поскорее принести добычу жене и детям… На протяжении девятнадцатого столетия нигде больше не было такой неизменной сердечной близости между писателем и его народом. Слава Диккенса взвилась стремительной ракетой, но она так и не угасла; она остановилась над миром, озаряя его подобно солнцу».
Но вот что поразительно: эту неувядающую славу Диккенс завоевал, когда ему было всего двадцать четыре года. Как это ему удалось?
Публикуется по материалам: Диккенс Ч. Посмертные записки Пиквикского клуба: Роман / Пер. с англ. А. В. Кривцовой и Е. Ланна; Послесловие Ю. Кагарлицкого; Примеч. Б. Кагарлицкого.– М.: Детская литература, 1988.– 718 с.: ил. Сверил с печатным изданием Корней.
