Рук не моет в воде — не запятнана их чистота: В мир неся чистоту, моет воду руками она.
Убедились глаза в правоте стародавней молвы, Будто дев водяных высылает порой глубина.
Увидал Атаи эти брови — михрабы твои,— С той поры у него и молитва в михрабах — одна!
Виночерпий, дай чашу! Нам роза сверкнула, нежна, Пьян нарцисс, и волна соловьиного гула нежна.
Под шатром кипариса мне горлинка сладко поет, Иль бутыль по-арабски «куль-куль» затянула, нежна?
Если амбру волос ветерок по щекам распустил — То на розу из роз тень от тени вспорхнула, нежна.
Упаси тебя бог наклониться над чашей с вином, Чтобы роза вина к розе щек не прильнула, нежна!
От жестокой любви, верно, умерло б сто Атаи! Жизнь твоя, о мой шах, жизнь мне в душу вдохнула, нежна!
Мы в обители роз розовее лицом не видали. Губы — сахар; такого в Египте самом не видали.
В Чин-Мачине, в Хотане — таких убивающих взоров, Злой турчанки такой мы нигде — присягнем — не видали.
Мы пришли любоваться прославленной стройностью стана,— Горе видели ночью, а стана и днем не видали!
Есть красавиц немало, узбечка, и в нашем народе,— Мы же равных тебе ни в своем, ни в чужом не видали.
Сребротелая, с сердцем стальным! Полюбив тебя, понял: Мир — булатный клинок, состраданья мы в нем не видали.
Говорят: «И красавицам свойственна верность!» Не спорю. Только что ж мы ее — хоть слыхали о том — не видали?
Скажут: «Речь Атаи — это жемчуг, единственный в мире!» Но, увы, столько слез мы и в лоне морском не видали!
Век бы в горестном сердце твой образ я нес, госпожа. Пусть вовек для меня неприступный утес — госпожа.
Как мне быть? Господин мой единственный — сердце мое, А оно — неизменно — слуга твоих кос, госпожа.
Зло бранишь ты меня — за тебя умиленно молюсь: Что влюбленному жала разгневанных ос, госпожа!
Мне — твоим стать рабом? Недостоин я чести такой: Лишь до клички собаки твоей я дорос, госпожа!
Атаи не прогонит соперник от милых дверей: Разве нищему страшен залаявший пес, госпожа!
Госпожа! Похитив сердце, исчезаешь ты — зачем? Рубежи немилосердья преступаешь ты — зачем?
Дарят смех твои рубины всем соперникам моим. Мне ж рубиновые раны растравляешь ты — зачем?
Много лет в бутыли сердца я храню вино любви, Ту бутыль кремнем насмешки разбиваешь ты — зачем?
Рот свой крошечный при людях рукавом не закрывай! То, чего и так не видно, закрываешь ты — зачем?
Атаи! Отвеял ветер кудри милой от земли,— К той земле, пустой и черной, припадаешь ты — зачем?
Будь прославлено небо! Лицо твое вижу опять. Слушать речи твои — словно жемчуг аденский низать.
Нет ни черных бровей у луны, ни сияющих глаз,— Можно ль пери мою со слепым небосводом равнять?
Сам извечный творец, оделяя весь мир красотой, Наложил на тебя совершенных творений печать.
Жарок соболь для плеч. Горностаевой их белизне Лишь бобровая нежность кудрей твоих черных под стать.
О, подруга луны! Разлучил нас крутящийся свод, И звезде Атаи — против милой звезды не стоять!
Красотой от мук целиться,— тем живу! Петь, когда любимой спится,— тем живу!
То коралл, то жемчуг тайный лью из глаз, С розой роз губами слиться,— тем живу!
По ночам спадают слезы — чаще звезд; Глаз двузвездьем озариться,— тем живу!
Отлетев, как мяч, от сети кос твоих, К ним в тоске опять стремиться,— тем живу!
Этот нищий просит милости твоей, Пред султаншей преклониться,— тем живу!
Этот раб сто раз в печали умирал. Раз бы в радости родиться,— тем живу!
Атаи болел разлукой сотни раз. Раз бы встречей излечиться,— тем живу!
Публикуется по материалам: Поэзия народов СССР IV–XVIII веков. Библиотека всемирной литературы. Серия первая. т. 55, –М.: Художественная литература, 1972. Сверил с печатным изданием Корней.
