Дорошевич Влас Михайлович
Совесть

(Из ста золотых китайских сказок)

(1) ╠ < 1 > следующая ╣ (10)

Случилось это в давнишние, давнишние, незапамятные времена, когда и летописей-то еще не писалось!

Случалось и тогда людям делать глупости, но никто их глупостей не записывал. Оттого, может быть, мы и считаем наших предков мудрыми.

В те незапамятные времена и родилась на свет Совесть.

Родилась она тихой ночью, когда всё думает. Думает речка, блестя на лунном свете, думает тростник, замерши, думает трава, думает небо. Оттого так и тихо.

Днем-то всё шумит и живет, а ночью всё молчит и думает.

Каждая куколка думает, с какими бы пестрыми разводами ей выпустить бабочку.

Растения ночью выдумывают цветы, соловей — песни, а звезды — будущее.

В такую ночь, когда всё думало, и родилась Совесть.

С глазами большими, как у ночных птиц. Лунный свет окрасил её лицо бледным цветом. А звезды зажгли огонь в глубине её очей.

И пошла Совесть по земле.

Жилось ей наполовину хорошо, наполовину плохо. Жила, как сова.

Днем никто с ней не хотел разговаривать.

Днем не до того.

Там стройка, там канаву роют.

Подойдет к кому,— тот от неё и руками, и ногами:

— Не видишь, что кругом делается? Тут камни тащат, тут бревна волокут, тут лошади ездят. Тут надо смотреть, как бы самого не раздавили. Время ли с тобой разговаривать!

Зато ночью она шла спокойно.

Она заходила и в богатые фарфоровые дома, и в шалаши из тростника.

Тихонько дотрагивалась до спящего. Тот просыпался, видел ее в темноте горящие глаза и спрашивал:

— Что тебе?

— А ты что сегодня делал? — тихонько спрашивала Совесть.

— Что я делал! Ничего, кажется, я такого не делал!

— А ты подумай.

— Разве вот что...

Совесть уходила к другому, а проснувшийся человек так уж и не мог заснуть до утра и все думал о том, что он делал днем.

И многое, чего ему не слышалось в шуме дня, слышалось в тишине задумавшейся ночи.

И мало кто спал.

Напала на всех бессонница.

Даже богатым ни доктора, ни опиум помочь не могли. Сам мудрый Ли-Хан-Дзу не знал средства от бессонницы.

У Ли-Хан-Дзу было больше всех денег, больше всех земли, больше всех домов. Потому люди и думали:

— Раз у него всего больше всех, значит, у него больше всех и ума!

И звали Ли-Хан-Дзу премудрым.

Но и сам премудрый Ли-Хан-Дзу ещё больше других страдал от той же болезни и не знал, что поделать.

Кругом все были ему должны, и все всю жизнь только и делали, что ему долг отрабатывали. Так мудро Ли-Хан-Дзу устроил.

Как мудрый человек, он всегда знал, что надо делать.

Когда кто-нибудь из должников крал у него что и попадался, Ли-Хан-Дзу колотил его,— и колотил, по своей мудрости, так примерно, чтоб и другим не повадно было.

И днем это выходило очень мудро: потому что другие действительно боялись.

А по ночам Ли-Хан-Дзу приходили в голову иные мысли:

— А почему он ворует? Потому что есть нечего. А почему есть нечего? Потому что заработать некогда: он весь день только и делает, что мне долг отрабатывает.

Так что мудрый Ли-Хан-Дзу даже смеялся.

— Вот хорошо! Выходит, меня же обворовали, я же и не прав!

Смеялся,— а заснуть все-таки не мог.

И до того его бессонные ночи довели, что Ли-Хан-Дзу — несмотря на всю свою мудрость — однажды взял да и объявил:

— Верну я им все их деньги, все их земли, все их дома!

Тут уж родные мудрого Ли-Хан-Дзу вой подняли:

— Это с ним от бессонницы. От бессонных ночей на мудрого человека безумье напало!

И доктора сказали то же. Пошел шум:

— Всё «она» виновата! Если уж на мудрейшего из людей безумье напало,— что же с нами будет?

И испугались все: и богатые, и бедные. Все жалуются:

— И меня «она» бессонницами мучает!

— И меня!

— И меня!

Бедные испугались еще больше, чем богатые:

— У нас всего меньше всех, значит, и ума меньше. Что же с нашими умишками будет?

А богатые сказали:

— Видите, как «она» бедных людей пугает, надо нам хоть за бедных вступиться!

И все стали думать, как бы от Совести отделаться. Но с кем ни советовались, ничего выдумать не могли.

Жил тогда в Нанкине А-Пу-О, такой мудрый и такой учёный, что равного ему по мудрости и учености не было во всем Китае.

Решили люди:

— Надо у него совета спросить. Кроме него, никто помочь не может!

Снарядили посольство, принесли дары и до земли много раз поклонились.

— Помоги от бессонницы!

Выслушал А-Пу-О про народное горе, подумал, улыбнулся и сказал:

— Можно помочь! Можно и так сделать, что «она» даже и приходить не будет иметь права!

Все так и насторожились. А-Пу-О опять улыбнулся и сказал:

— Давайте сочинять законы. Где ж темному человеку знать, что он должен делать, чего не должен? Вот и давайте — напишем на свитках, что человек должен делать и чего нет. Мандарины будут учить законы наизусть, а прочие пусть к ним приходят спрашивать: можно или нельзя. Пусть тогда «она» придет: «Что ты сегодня делал?» — «А то делал, что полагается, что в свитках написано». И будут все спать спокойно. Конечно, прочие будут мандаринам платить: не даром же мандарины будут себе мозги законами набивать!

Обрадовались тут все.

Мандарины — потому что все-таки легче в книжных значках ковыряться, чем, например, в земле.

А прочие — что уж лучше мандарину заплатить, да днем с ним минутку поговорить, чем по ночам с «ней» разговаривать.

И принялись писать все, что человек должен делать и чего он не должен. И написали.

А мудрого А-Пу-О сделали верховнейшим из мандаринов.

И зажили люди отлично. Даже с лица поправляться стали. Нужно человеку что сделать, он сейчас к мандарину, выкладывает перед ним приношение:

— Здравствуй, премудрый! Разворачивай-ка свитки,— что в таком случае делать надлежит?

Зайдет спор, оба к мандарину идут, оба приношения выкладывают:

— Разворачивай свитки. Кто по ним выходит прав. Только уж  самые  последние  бедняки,  у  которых

даже мандарину за совет заплатить было нечем, бессонницей страдали.

А прочие, как только к ним приходила ночью Совесть, говорили:

— Что ты к нам лезешь! Я по законам поступал! Как в свитках написано! Я не сам!

Переворачивались на другой бок и засыпали.

Даже мудрец Ли-Хан-Дзу, который больше всех от бессонницы страдал, теперь только посмеивался, если к нему ночью Совесть приходила:

— Здравствуй, красавица! Что скажешь?

— Что же ты, имущество возвращать хотел? — спрашивала Совесть, глядя на него глазами, в которых мерцали звезды.

— А имею я право? — похохатывал Ли-Хан-Дзу.— А что в свитках сказано? «Имущество каждого принадлежит ему и его потомству». Как же я буду чужое имущество расточать, если мое потомство на раздачу не согласно? Выходит,— или я вор, у них краду. Или сумасшедший, потому что у себя ворую. А в законе сказано: «Вора и сумасшедшего сажать на цепь». А потому и меня оставь спать спокойно, да и тебе советую лучше спать, а не шататься!

Поворачивался к ней спокойно и сладко засыпал. И всюду, куда ни приходила Совесть, она слышала одно и то же:

— Почем мы знаем! Как мандарины говорят, так мы и делаем. У них поди и спрашивай! Мы — по закону.

Пошла Совесть по мандаринам:

— Почему меня никто слушать не хочет? Мандарины смеются:

— А законы на что? Разве можно, чтобы люди тебя слушались и так поступали! А не поймет кто тебя, а перепутает, а переврет? А тут для всех тушью на желтой бумаге написано! Великая штука! Недаром А-Пу-О за то, что это выдумал, верховнейшим мандарином числится.

Пошла тогда Совесть к самому премудрому А-Пу-О. Дотронулась до него слегка и стала. Проснулся А-Пу-О, вскочил:

— Как ты смеешь ночью без спроса в чужой дом являться? Что в законе написано? «Кто явится ночью тайком в чужой дом, того считать за вора и сажать его в тюрьму».

— Да я не воровать у тебя пришла! — отвечала Совесть.— Я Совесть!

— А по закону ты развратная женщина. Ясно сказано: «Если женщина ночью является к постороннему мужчине, считать ее развратной женщиной и сажать ее в тюрьму!» Ты развратница, значит, если не воровка?

— Какая я развратница! — воскликнула Совесть.— Что ты?!

— Ах, ты, значит, не развратница и не воровка, а просто не хочешь исполнять законов? В таком случае, и на это закон есть: «Кто не хочет исполнять законов,— считать того беззаконником и сажать в тюрьму». Гей, люди! Заколотить-ка эту женщину в колодки да посадить за решетку на веки вечные, как развратницу, подозреваемую в воровстве и уличенную в явном неповиновении законам.

Наколотили Совести на руки колодки и заперли.

С тех пор она уж, конечно, ни к кому больше не является и никого не беспокоит.

Так что даже совсем про нее забыли.

Разве иногда какой грубиян, недовольный мандаринами, крикнет:

— Совести у вас нету.

Так ему сейчас бумагу покажут, что Совесть под замком сидит.

— Значит, есть, если мы ее под замком держим! И грубиян смолкнет: видит, что действительно правы!

И живут люди с тех пор спокойно-спокойно.

(1) ╠ < 1 > следующая ╣ (10)

Публикуется по материалам: Опора порядка: Сатирические и юмористические произведения русских писателей начала XX века / Сост. Д. П. Николаев, Д. Д. Николаев.– Свердловск: Средне-Уральское книжное издательство, 1991.– 416 с.: иллюстрации.
Сверил с печатным изданием Корней.

На страницу автора: Дорошевич Влас Михайлович;

К списку авторов: «Д»;

Авторы по годам рождения: 1851—1880;

Авторы по странам (языку): русские, русские советские

Авторы по алфавиту:
А Б В Г Д Е Ж З И, Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш, Щ Э Ю, Я

Авторы по годам рождения, Авторы по странам (языку), Комментарии