Клуб ЛИИМ Корнея Композиторова. Вестибюль

 

ЛИТ-салон. Библиотека классики Клуба ЛИИМ

 

Клуб ЛИИМ
Корнея
Композиторова

ПОИСК В КЛУБЕ

АРТ-салон

ЛИИМиздат

МУЗ-салон

ОТЗЫВЫ

КОНТАКТЫ

 

Главная

Авторы

Фольклор

Поиск в ЛИТ-салоне

Лит-сайты

   
 

Жироду (Giraudoux) Жан
Аптекарша (начало)

I

(1) ╠ < 1 > следующая(8)

В этот вечер никто из гостей г-жи Ребек не замечал, как красивы присутствующие дамы. Мужчины предоставили им играть в безик, а сами уселись поудобнее и курили, положив локти на стол. С веранды все смотрели на уходящее солнце: так в городах, более облагодетельствованных судьбой, смотрят на уходящий поезд. Солнце было предвечернее, уже не такое яркое, и можно было подумать, что г-жа Дантон, которая обмахивалась носовым платком, шлет с перрона вокзала привет уезжающей родственнице. Был тут и какой-то оголтелый соловей, распевавший при свете дня, до того напрягая горлышко, что казалось, будто у него вот-вот лопнет жилка. Была тут и Коко Ребек, сидевшая рядом с матерью и подражавшая руладам соловья, но так неискусно, что птичка не принимала эту насмешку на свой счет и пела с тем же самозабвением. Была тут и Люлю Ребек, она предлагала гостям сахар и бенедиктин так робко, так ненавязчиво, словно приготовила их собственными руками; около нее сидел смотритель дорог, он зло высмеивал щипчики для сахара и вместо них пользовался пальчиками соседки, большим и указательным.

— Вы оригинал! — говорила черноволосая г-жа Ребек, а про себя думала: «Каким он будет прекрасным зятем, если женится на Люлю, потому что любит брюнеток, или на Коко, если предпочитает блондинок. Деловой и притом скромный». Еще учеником лицея в Бурже он получал решительно все награды, и теперь его рыжие, остриженные бобриком волосы представлялись ей золотым книжным обрезом.

Он как раз рассыпался в комплиментах Коко, а она, чтобы не отвечать, продолжала мурлыкать себе под нос. Вот ведь несообразительная девица! Матери пришлось подхватить разговор,

— Вы ее балуете,— сказала она.— Средние ноты у нее, правда, приятные, но мы с причудами. При ангельском терпении и то не добьешься, чтобы Коко отчетливо произносила слова. Мне приходится заставлять ее по нескольку раз на день петь пятое действие «Фауста».

— В этом есть своя прелесть,— возразил смотритель дорог.— Возьмите американок. Или хотя бы немок. Какая у них дикция? Однако немки прославились на весь свет своей музыкальностью. Уверяю вас, в этом есть своя прелесть.

— Нет, это недостаток,— заявила г-жа Ребек не терпящим возражения тоном.— Коко француженка во всем, и в пении она тоже будет француженкой. Немки едят в пивной — Коко будет готовить дома, как, впрочем, и Люлю. Американки танцуют кекуок — Коко будет танцевать польку и мазурку, и кадриль, если, конечно, это не вызовет у нее сердцебиения. Послушай, Коко, перестань упрямиться, попробуй внятно произнести первую попавшуюся фразу, ну хотя бы: «Я люблю пирог с капустой», или другую, какую тебе угодно, скажем: «Я люблю пирог с кислой капустой».

Коко повернула голову, будто бы фраза, сказанная матерью, была зашифрована и содержала приказ поглядеть на г-на Дантона, который как раз ковырял в ухе мизинцем и теперь, застигнутый врасплох смотревшей на него барышней, принялся для отвода глаз со всей силой теребить мочку, словно неожиданно обнаружив в ней серьгу.

— Она в гроб меня вгонит,— сказала г-жа Ребек и пошла играть в безик.

Смотритель дорог взял двумя пальцами руку Коко, словно собирался положить ее в кофе вместо сахара.

— Мадемуазель Коко,— взмолился он,— для меня, для меня одного повторите фразу, сказанную вашей матушкой!

Коко с отличавшим ее своенравием возразила:

— Это будет неправдой: я не люблю капусту.

Он не без остроумия заметил:

— Вы ошибаетесь, мадемуазель Коко,— как раз в капусте находят то, что вам больше всего нравится,— маленьких мальчиков еще в пеленках и свежее масло.

Коко рассеянно улыбнулась, занятая своими мыслями; она думала, какого цвета взятые порознь волоска смотрителя: такого же рыжего, как все вместе, или нет.

— Мне больше всего нравится Париж! — сказала она, неожиданно погрустнев.

Он принялся расхваливать Париж, где прожил полтора месяца. Как он ее понимает! Пройдя бульвар Распайль, выходишь прямо на бульвар Сен-Жермен, а в двухстах метрах оттуда площадь Согласия, напротив церковь св. Мадлены, напротив церкви — палата депутатов, Дом инвалидов; напротив Дома инвалидов — мост Александра III. Все улицы вымощены булыжником; и все это сделано меньше чем за полгода! Но что касается его лично, ему больше нравится Женева.

Они замолчали, потому что замолчали все на веранде: свет уже начал меркнуть, и пейзаж тоже стал зыбким, расплывчатым, как проекция диапозитива, когда ее только еще наводят на фокус. Северный ветер — все, что осталось от ушедшей зимы,— разыскал где-то опавшие листья, и они бежали за ним вдогонку и разом останавливались, как только останавливался он, проявляя такую же сообразительность, что и старые дамы, пытающиеся догнать трамвай. Соловей в неровном полете вышивал зигзаги на сосняке. Местами уже затемненная, словно меняющая кожу, дорога, вившаяся вокруг холмов, устало разжимала объятия. В затихшем саду сильней ощущалась уединенность. Коко улыбалась смотрителю, он передавал ее улыбку Люлю, она передавала ее своему соседу — так передают по кругу кольцо, играя в веревочку; г-жа Блебе переходила от группы к группе и то и дело заливалась серебристым смехом, должно быть, чтобы не потеряться, вроде коровы, которая то и дело гремит колокольчиком. В воздухе веяло чем-то необычным. Вдруг вспоминалось, что на свете есть не только безик, и солнце, и наша Франция, но еще и Италия и Тироль, что за четыре часа поездом можно доехать до гор, где лежат сказочные озера, такие глубокие, что утесы высотой в двенадцать тысяч футов отражаются в них до самой вершины; где вспугнутое пистолетными выстрелами эхо, как серна, прыгает с уступа на уступ; где, будто в панораме, проходят виды тех мест, по которым отступали войска генерала Бурбаки, оттесненные к швейцарской границе; где при мысли о наших бедных солдатиках в киверах с бледно-зелеными помпонами невольно вспоминается яблоко на голове сына Вильгельма Телля. Надвигавшаяся справа гроза никого не пугала, никто не встал бы со своего складного стула, даже если бы самая красивая женщина департамента прошла мимо, потупясь, опустив, словно виноградные листья, ресницы на сулящие блаженство глаза, никто не встал бы, даже если бы прошла самая красивая женщина в мире. Так знайте же, она прошла по дорожке мимо террасы, прошла с охапкой вереска, встряхивая ее, чтобы сбросить увядшие цветы. И ее божественная грудь вздымалась скорее от биения сердца, чем от дыхания.

— Это новая аптекарша,— объявил инспектор так же бесстрастно, как в оратории исполнитель речитатива возвещает, что самаритянка близко, уже в двадцати, уже в десяти шагах, что она вот-вот появится.

Смотритель дорог зачарованным взором провожал неземное видение, не замечая того, что между соснами виднелось уже только ее платье, да что я говорю — платье,— только небо.

— Она совсем девочка, такая худенькая,— сказала г-жа Блебе.

— Она только кажется худышкой,— возразил инспектор.

Все равно, как ее ни назови — девочкой или худышкой, но если бы наутро ее нашли задушенной, американские детективы несомненно признали бы за убийцу смотрителя дорог, потому что его изображение навсегда запечатлелось у нее на сетчатке.

— Исчезла, совсем исчезла,— шептал он, но так громко, что дамы встрепенулись и уставились на него беспокойным взглядом. Пенсне у него на носу дрожало, как дрожит образок на сердце у первопричастниц, Коко, задетая за живое, отняла руку, он не стал ее удерживать, только крепче сжал губы, а инспектор продолжал не спеша все так же монотонно рассказывать биографию аптекарши:

— Она родилась в Ла-Шатре, как Жорж Санд, Ее можно принять за шатенку, но на самом деле она брюнетка. Кто ее мать? Мать ее была акушеркой.

Коко вскрикнула: по ее бархатной юбке полз паук. Прерванный на полуслове, старик инспектор рассердился, решив, что Коко усомнилась в достоверности его рассказа, и, повернувшись к ней, сказал:

— Говорю вам, ее мать была акушеркой — не какой-нибудь бабкой-повитухой.

Он слишком поздно убедился в своей ошибке. Последовало ледяное молчание, тем более неприятное, что на Коко напал неудержимый смех, и, не решаясь закрыть лицо руками, она только кудахтала. К счастью, фоксу г-жи Дантон показалось, что в одном из гостей он узнал своего исконного врага, и под его громкий лай инспектор осмелился уточнить:

— Ее мать была акушеркой в Шатору. Это она принимала Эжена, крестника г-жи Ребек. Она отлично знала свое дело, роды у нее всегда проходили удачно. Умерла она лет двадцать тому назад, произведя на свет нашу аптекаршу.

Господин Пивото рискнул пошутить, но весьма осторожно, рискнул, так сказать, ставкой в двадцать су.

— Пожалуй, мы все, кроме моей жены, не обошлись в свое время без акушерки и без бабки.

Дело в том, что г-жа Пивото родилась в поезде, между Ла-Мот-Бевроном и Монтаржи. Она улыбнулась мужу не без благодарности и не без гордости, вспомнив, как удивлялись учительницы в пансионе, когда, заполняя список представленных к награде учениц, спрашивали о месте ее рождения.

Госпожа Блебе пожалела аптекаршу:

— Бедняжка!

Госпожа Блебе жалела всех на свете: волов, потому что на них надевают ярмо, ос, потому что их давят, бедненький мед, потому что его кушают; жалела не ради того, чтобы пожалели и ее тоже, а просто по привычке и еще, может быть, чтобы не усложнять своих чувств, так же как находила во всем, что нюхала, запах гелиотропа и во всем, что кушала,— вкус орехов. Но смотритель, не подумав, угрожающе запротестовал:

— Почему «бедняжка»? Позвольте узнать, почему «бедняжка»?

Госпожа Блебе остолбенела от неожиданности. Солнечный свет, мирные и привычные звуки вдруг стали для всех так же невыносимы, как рыночный галдеж для больного. Г-жа Блебе даже позабыла пожалеть смотрителя дорог, и ветер играл волосами на ее голове и цветами на ее шляпке, принимая их за живые. От дуновения воздуха отмахивались, как от мошкары. Голос инспектора звучал так фальшиво, что фокс г-жи Дантон не выдержал и завыл; он замолчал, только когда инспектор нагнулся и, сделав вид, будто отколупнул от ковра кусочек рисунка, запустил его, как камешек, на лужайку, видимо ожидая, что он отскочит рикошетом. Одна г-жа Ребек, понимая, к чему обязывают светские приличия, молча, закрыв глаза, горевала.

«Влюбился,— подумала она.— В кого влюбился: в аптекаршу! И это не меньше чем на полгода. Если он женится на Коко, еще ничего не потеряно. Но упаси бог, если он остановит свой выбор на старшей!»

(1) ╠ < 1 > следующая(8)

Публикуется по материалам: Новеллы о любви / Сост. В. Г. Бабенко. –Свердловск: Изд-во Урал. ун-та, 1991. – 560 с.
Сверил с печатным изданием Корней.

На страницу автора: Жироду (Giraudoux) Жан;

К списку авторов: «Ж»;

Авторы по годам рождения: 1881-1900;

Авторы по странам (языку): французские

Авторы по алфавиту:
А Б В Г Д Е Ж З И, Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш, Щ Э Ю, Я

Авторы по годам рождения, Авторы по странам (языку), Комментарии

   

Поделиться в:

 
   
         
 

Словарь античности

Царство животных

   

В начало страницы

   

новостей не чаще
1 раза в месяц

 
     
 

© Клуб ЛИИМ Корнея Композиторова,
since 2006. Москва. Все права защищены.

  Top.Mail.Ru