Мей Лев Александрович
Гривенник (начало)
Неправдоподобное событие

(1) ╠ предыдущая < 11 > следующая ╣ (13)

Спиридон Петрович Богословский шел поутру в присутствие. Была Страстная неделя; теплая погода, безоблачное небо, шумные потоки грязной воды по обеим сторонам улицы, веселое чириканье воробьев — все показывало, что скоро тронется лед на Москве-реке и что природа приготовляется встретить, как следует, красавицу-весну. Но Спиридон Петрович шел задумавшись и, кажется, был не слишком доволен приготовлениями природы.

«Экая грязь! — думал он.— По снежку кой-где еще можно пробраться, а чтобы улицу перейти, не забрызгавшись,— и не думай! Богатым все ничего: сел в карету на лежачих да и ступай себе куда знаешь! А вот как тут четыреста пятьдесят ассигнациями годового оклада да экономии — нулью нуль — нуль, так и подумаешь — куда деньги девать: не то извозчика за пятачок нанять, не то пять фунтов хлеба купить. Не знаю, ей-богу, как еще господь грехам терпит. Конечно, я веду себя аккуратно, вина не пью, в карты не играю, табаку не курю, чай пью только у знакомых, а дома, забывшись, и кваску хлебнешь… да все-таки вот на мне и вицмундир, и шинель, и калоши… все ведь это денег стоило… Рублей двести — побольше на все пошло. А как я сколотил двести рублей? Уж что-то и не помню… Никак награжденье дали к Новому году… Нет! это было прошлого года, и я сшил себе сюртук, а вицмундир у меня года с три… Вот нашему брату платье беречь и нужно».

— Да! убережешь! — вскрикнул он отчаянно.

Промчавшаяся мимо пролетка забрызгала его с ног по головы.

«Экое наказание! — подумал Спиридон Петрович, глядя вослед за пролеткой и отряхая с шинели грязь.— Куда ни пойдешь, везде попадется этот Иван Михайлыч, а попался — так и жди себе какой-нибудь неприятности. Правда говорится: кому какое счастье. Как вспомнишь, что с Иваном Михайлычем в одном селе в бабки играли, да отец-то его был пономарем, а мой покойник батюшка — дьяконом, так и смешно станет и досадно. Ванюшку-то, бывало, все мальчишки за волосенки таскали, а теперь пошел Ванюшка в гору и Иваном Михайлычем стал, и рукой его не достанешь. Вишь какая пролетка, и бекеш с бобром! А с чего разбогател? С неправды. Говорят — ехал купец с денежками да на ухабе и обронил, а Иван Михайлыч, не будь глуп, мешочек-то и подтибрил, знает то, что купец банкрот и объявить не смеет. Ведь вот с чего жить пошел! А забыл, что неправо нажитое прахом пойдет. И почему бы ему не объявить тогда полиции? Дали бы третью часть капитала, и то —слава богу! И на совести бы греха не лежало. Вот найди я… хоть десять рублей — и то объявлю, право, объявлю… Что ж? Может, кто-нибудь беднее меня потерял… Если четвертак какой-нибудь под ноги попадется, это другое дело: тут и объявлять нечего, а десять рублей — деньги! Да нет, честный человек скорей свои деньги потеряет, не то что чужие найдет. А недурно бы найти этак тысчонку — другую».

Тут Спиридон Петрович невольно взглянул вниз и остановился…

У его ног, на тротуаре, лежал новенький, светленький гривенник.

Спиридон Петрович поспешно нагнулся, поднял гривенник, положил его в карман и посмотрел вокруг себя: ни впереди, ни сзади не было ни души, и Спиридон Петрович мог считать себя законным владетелем находки.

«Вот голубчик, кстати подкатился! — подумал спиридон Петрович.— Я только что раскидываю умом, как бы деньжонок найти, а ты и тут как тут! Это хорошо. Это очень хороший знак! Сегодня же понедельник — так бы и начать с легкой руки неделю: сегодня найти гривенник, завтра — двугривенный, а там два, а там четыре… Господи! что это? никак я до присутствия дошел? Иной раз идешь-идешь… и нынче — смотри, пожалуй! Чуть было не пропонтировал».

В присутствии еще никого не было. Спиридон Петрович прошелся раза два по комнате, потом сел на свое место, вынул из кармана гривенник, оглядел его со всех сторон и положил на стол.

«Ты должен принести мне счастье! — думал Спиридон Петрович, глядя на гривенник.— Я вижу, что ты счастливый гривенник, и ни за что тебя не истрачу. В самом деле, какая странность! Мне тридцать пять лет — в гривеннике тридцать пять копеек, и год чеканки кончается на пять; меня зовут Спиридоном Петровичем Богословским, и на печати у меня вырезано С. П. Б… на гривеннике—тоже С. П. Б. Что, если этот гривенник в самом деле принесет мне счастье? Что, если я отдохну наконец от моих трудов и сбудутся мои заветные желанья?»

И Спиридон Петрович погрузился в сладостные мечтания.

— Ваше благородие! Когда ж на чаек?

За Спиридоном Петровичем стоял канцелярский сторож и очень умильно поглядывал на гривенник.

— Как же! Дам, непременно дам, Соколов, считай за мной.

— Да вот уж пожалуйте гривенничек-то: я ему протру глаза.

— Нет! этого гривенника не могу дать, право, не могу. На праздник, пожалуй, двугривенный дам.

И Спиридон Петрович спрятал гривенник.

— Прячь, прячь! — ворчал Соколов, отходя.— И гривенника-то в семь лет жаль дать, сквалыжник этакий!

— Что ты ворчишь, Соколов? — спросил вошедший столоначальник.

— Ничего, ваше высокоблагородие!

— Как ничего? Нет, ты скажи…

Столоначальник любил выведывать всю подноготную.

— Да вот их благородие Спиридон Петрович…

— Ну?

— Обещались дать на чай, да говорят, что денег нет.

— Ну?

— Чего, ваше высокоблагородие! Я своими глазами видел, как они гривенник в карман положили.

— В какой карман?

— В жилетку.

— Вот что! — сказал столоначальник, расправляя рукой волосы и входя в другую комнату.

— Здравствуйте, Спиридон Петрович!

— Мое почтение-с.

Между тем стали собираться другие чиновники — и канцелярская работа закипела.

Спиридон Петрович занялся перепискою бумаг, но мысли его гуляли бог знает где. Между строчками исходящей воображение его писало другие строчки, так что он принужден был несколько раз класть перо и перечитывать бумагу, чтобы не сделать ошибки. Переписка продолжалась часа два с половиной. Переписав последнюю бумагу, Спиридон Петрович понес ее к столоначальнику, который кончал в это время какое-то письмо.

— Переписали-с? Пожалуйте! — сказал столоначальник, принимая бумагу и пробегая ее глазами.— «Вследствие отношения… мм… мм… мм… Канцелярия имеет честь препроводить при сем двадцать два рубля гривен…» Гривенник? Что вы написали, Спиридон Петрович? Какой гривенник? В черновой сказано: двадцать два рубля десять копеек серебром… Разве десять копеек серебром и гривенник — все равно? Оно, пожалуй, и все равно, да нельзя так писать. Вы этак, чего доброго, и синицу или снегиря вклеите в бумагу!

— Извините-с!.. Я сейчас подскоблю.

— Да нельзя скоблить денежной суммы… Конечно, жиды скоблят червонцы, только ведь не на бумаге, а в натуре.

При этом остроумном замечании столоначальник самодовольно улыбнулся.

— Позвольте-с: я к завтрему перепишу…

— Пожалуйста же, к завтрему… бумага нужная. Да смотрите — опять не ошибитесь!

— Будьте спокойны-с: тщательно перепишу.

— И как это вам в голову пришло написать: гривенник?

— Право, не знаю-с… — отвечал Спиридон Петрович, раскланиваясь.

— Постойте, постойте! Вы пойдете мимо почтового отделения?

— Мимо-с.

— Не в службу, а в дружбу — занесите это письмо да уж потрудитесь, кстати, и заплатить за него. Я позабыл кошелек дома.

У Спиридона Петровича, кроме найденного гривенника, ни копейки не было за душой, а отдать за пересылку чужого письма собственное счастье было бы крайне неблагоразумно.

— Как же быть-с? — проговорил он с запинкой.— Сходить домой — опоздаешь письмо отдать, а ведь я также не захватил денег.

— Не захватили? Как же вы это не захватили? — говорил столоначальник в раздумье, как будто припоминая что-то.— Да ведь вон у вас в жилетке есть гривенник.

Спиридон Петрович совершенно растерялся, покраснел до ушей, взглянул на жилетку, запустил в оба ее кармана пальцы и пробормотал:

— Да-с… нет-с… точно был гривенник, да видно, я его обронил.

Столоначальник бросил на Спиридона Петровича такой взгляд, как будто хотел повторить с укоризной: «видно, обронил!»

— Все равно,— сказал он сухо,— я пошлю Соколова. Спиридон Петрович понял, что нажил себе врага и вышел из присутствия сам не свой. Сперва он никак не мог понять, каким образом узнал столоначальник, что у него в жилетке гривенник? Не видит же он человека насквозь! Разве не худа ли жилетка? Жилетка крепкая… Как же он?.. А! верно, мошенник Соколов наябедничал.

Убедившись в истине своего предположения, Спиридон Петрович стал рассуждать спокойнее и решил, что он поступил основательно. И точно: что за охота жертвовать счастьем. При том и беды нет большой. Столоначальник посердится — такой же будет, а если и станет прижимать, немного возьмет! Спиридон Петрович — сам губернский секретарь, известен начальству за ревностного чиновника и, того гляди, сам получит стол. И непременно получит, потому что у него счастье теперь в кармане. Сделавшись столоначальником, он переедет на новую квартиру, пообзаведется хозяйством, а потом и хозяйкой, и заживет барином, и пойдут ему чины, ордена, награды, и заведет он большое знакомство, и будет давать обеды, а после обедов играть с генералами в преферанс по гривеннику.

«Славно! славно! — думает Спиридон Петрович.— Вот что называется — жить! И все это от одного гривенника… Пощупать, тут ли он?.. Тут!..»

— Милостыньку, Христа ради! — прохрипел слабый голос над самым ухом Спиридона Петровича. Дряхлая старушонка, вся в лохмотьях, протягивала к нему руку.— Подай милостыньку, батюшка, кормилец, с утра не пила, не ела.

— Не прогневайся, голубушка! — хотел сказать Спиридон Петрович и не мог. Невольно рука его протянулась к жилетке, но… но он прошел мимо старухи, пробормотав: Господь подаст!

Однако это происшествие сильно расстроило Спиридона Петровича. «Что, если старуха в самом деле не ела с утра? — подумал он.— Ведь этак она, пожалуй, занеможет, и на мою душу ляжет грех. Правда… говорят, на святой Руси с голоду не умирают, правда и то, что иной побродяга просит на хлеб, а глядишь — тащит милостыню в кабак, да все-таки я худо сделал, что не подал старухе. С другой стороны, если гривенник поможет мне выйти в люди и разбогатеть, я буду в состоянии подавать большую милостыню, и непременно буду подавать… постараюсь даже отыскать эту самую старуху и обеспечу ее… Уж не будет голодать по целым суткам!.. Ах я, Аким-простота! Да зачем же я не повел старуху к себе? Ведь вот и квартира моя… Эх! русский человек задним умом крепок».

Спиридон Петрович нанимал квартиру в одном из захолустьев Москвы. Эта квартира с хозяйскими дровами обходилась ему пятнадцать рублей в месяц и заключалась в маленькой комнате с одним окном на улицу. Подле его комнатки была комната в три окна, и в ней гнездилось человек пять жильцов, в числе которых был отставной солдат Сидорыч, известный всему околотку. Сидорычу было лет шестьдесят, но он был еще довольно бодр и отправлял в доме должность дворника; за это хозяйка давала ему угол и кормила. Сидорыч, как человек бывалый, был большой философ, глядел на житейские треволнения равнодушными глазами и отличался резкостью суждений. Он иногда «придерживался чарочки», но не считал это за грех. «Какой грех пить водку? — говаривал он обыкновенно.— В какой заповеди сказано, что водку пить грех? Сказано: не упивайтесь вином, а про водку — ничего». Наружность Сидорыча… впрочем, довольно о нем; прибавим только, что он прислуживал за ничтожную плату Спиридону Петровичу. Спиридон Петрович и теперь нашел его в своей комнате: Сидорыч чистил самовар и был навеселе.

Спиридон Петрович приказал накрывать на стол, и за обедом у них завязался следующий разговор:

— А что, Сидорыч! Находил ты когда что-нибудь?

— Как не находить!.. вестимо, находил…

— Что ж ты находил такое?

— Да всякое находил… пуговицы… гвозди… когда башмак, когда пузырек… Раза с три никак калачи поднимал, а один раз — так…

— Ну, а деньги находил?

— Нет, денег не находил, а кабы нашел, не то было бы.

— А что ж бы?

— Да что? — в купцы бы записался!

— Как в купцы? Да если бы ты нашел копейку или грош?

— Все бы записался… Я такой секрет знаю.

— Какой же секрет?

— Такой секрет.

— Ну, кабы ты нашел гривенник?

— И гривенник все то ж. Гривенник — оно рубля лучше… в самую меру.

— Как в самую меру?

— Так; уж это я знаю — как.

— Да какой же секрет-то?

— Секрет-то? Я уж знаю какой. Вот хоть бы вы теперь нашли деньги, я бы вам и сказал, что с ними делать. Вы барин учтивый и магарычами бы не обидели.

— Ну, скажи мне секрет: я сегодня нашел деньги.

— В самом деле нашли?

— Право, нашел: еще целый гривенник! Видишь?

— Вижу, вижу… никак нынешний?.. Где вы его подняли?

— У самых Троицких ворот. Что ж? Хочешь магарычи заслужить?..

— Только не обидьте, батюшка Спиридон Петрович, а уж я вам тайну неисповедимую открою, такую тайну, что в год разбогатеете.

— Ну, ну! Посмотрим…

— Вот-с. Как скоро нашли вы деньги, гривенник ли, четвертную ли, семь ли копеек, али сто рублей — извольте сейчас купить на них пенного.

— Пенного?

— Да… полугара. Купимши, извольте его выкушать, как вмочь. Известно, ведра в день не выпить, а так в плепорцию. Вот примерно: вы гривенник нашли: теперь и купите косушку, Косушку в день как не выпить! А оно и хорошо: выпили в день — разбогатели в год.

— Нет, ты что-то врешь, Сидорыч! Как это пропивать свое счастье? Я же и совсем не пью.

— Оно нужно пропить, пока время не ушло. После, пожалуй, и пропьешь, да уж не вовремя.

— Нет, брат, спасибо! Я своего гривенника не пропью.

(1) ╠ предыдущая < 11 > следующая ╣ (13)

Публикуется по материалам: Проза русских поэтов XIX века (Сост., подготовка текста и примеч. А. Л. Осповата; Худож. П. С. Сацкий. –М.; Сов. Россия, 1982. – 432 с., ил.
Сверил с печатным изданием Корней.

На страницу автора: Мей Лев Александрович;

К списку авторов: «М»;

Авторы по годам рождения: 1821—1850;

Авторы по странам (языку): русские, русские советские

Авторы по алфавиту:
А Б В Г Д Е Ж З И, Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш, Щ Э Ю, Я

Авторы по годам рождения, Авторы по странам (языку), Комментарии