Басе, привел ли тебя к очагу сабинскому холод? Не оживил ли уж ты свою лиру плектром суровым? Дивный художник, поешь ты простыми размерами древних, Мужественным стихом бряцая на фиде латинской, Иль начинаешь играть, словно юноша, пальцем почтенным, Старец прекрасный, шутя! А я в областях лигурийских Греюсь, и море мое отдыхает в заливе, где скалы Высятся мощно и дол широкий объял побережье. «Луны, о граждане, порт посетите, он стоит вниманья»,—
Энний так мудрый гласит, проспавшись от грез, что Гомером Был он и Квинтом стал, Пифагоровым бывши павлином. Здесь я вдали от толпы, и нет дела мне, чем угрожает Гибельный Австр скоту; мне нет дела, что поле соседа Много тучней моего; и если бы все, что по роду Менее знатны, чем я, богатели, то я и тогда бы Горбиться все же не стал и без лакомых блюд не обедал, Затхлых не нюхал бы вин, проверяя печать на бутылях. Пусть я с другими не схож! Ведь ты, гороскоп, даже двоен С разным родишь существом! Иной, например, в день рожденья
Овощи мочит, хитрец, лишь рассолом, купленным в плошке, Перцем священным себе посыпая сам блюдо, другой же, Мальчик с великой душой, проедает богатства. А мне бы Жить по достатку, рабам не давая отпущенным ромбов И не умея дроздов различать по их тонкому вкусу. Собственной жатвой живи и зерно молоти: это можно. Страшного нет: борони — и растут твои новые всходы. Вот тебя долг твой зовет: потерпевший кораблекрушенье Жалкий хватается друг за Бруттийские скалы; обеты И состоянье — в волнах Ионийских: с кормы его боги
Мощные с ним на песке, а уж ребра разбитого судна В море встречают нырков. Отдели-ка от свежего поля Ты что-нибудь, помоги бедняку, чтобы он не поплелся Изображенный средь волн. Но забудет, пожалуй, поминки Справить наследник, озлясь, что тобой обделен; бросит в урну Кости твои без духов, не желая и знать, киннамон ли Будет без запаха тут или с примесью вишни корица. «Ты мне добро убавлять?» — и поносит философов Бестий Греческих: «Вот что пошло, когда финики с перцем явились В Риме, с собой принеся мудрованье нелепое ваше,
И осквернили жнецы свою кашу приправою жирной». Все это страшно тебе и за гробом? — А ты, мой наследник, Кто бы ты ни был, меня,— отойдем-ка в сторонку,— послушай. Иль ты не знаешь, дружок, что увитое лавром посланье Цезарь прислал нам о том, что германцы разбиты, что пепел Стылый метут с алтарей, что Цезония всем объявила Торг на поставку к дверям оружия, царских накидок, Рыжих (для пленных) волос, колесниц и огромнейших ренов? В честь я богов вывожу и в честь гения цезаря, ради Славных побед, сотню пар гладиаторов. Ну, запрети-ка!
Не согласишься — беда! Пироги я и масло народу Щедро дарю. Ты ворчишь? Скажи громко! «Не очень-то поле Тучно твое»,— говоришь? Ну, так если двоюродных вовсе Нет ни сестер у меня, ни теток, ни правнучек даже С дядиной нет стороны и бездетны мамашины сестры, Коль и от бабки-то нет никого — отправляюсь в Бовиллы К Вирбиеву я холму, и готов мне там Маний-наследник. «Это отродье Земли?» — А спроси-ка меня, кто четвертый Предок мой: хоть нелегко, но скажу; а прибавь одного ты Или еще одного: Земли это сын; и пожалуй,
Маний-то этот моей прабабке и в братья годится. Что ж ты, ближайший ко мне, на бегу вырываешь мой светоч? Я — твой Меркурий; я здесь таков, каким этого бога Пишут. Не хочешь? Иль ты доволен и тем, что осталось? «Кой-чего нет».— На себя я потратил, но ты весь остаток Целым считай. Не ищи ты наследства, что Тадий когда-то В собственность мне отказал; не тверди: «Пускать тебе должно Деньги отцовские в рост, а жить самому на проценты». «Что же осталось?» — Как что? А ну, поливай-ка жирнее, Малый, капусту мою! Что же, в праздник варить мне крапиву
И подголовок свиньи копченой с разрезанным ухом, Чтобы сыночек твой, мот, потрохов нажравшись гусиных, Похоть свою услаждал, когда разгорятся в нем страсти, Знатную девку обняв? А я-то пускай превращаюсь В остов, когда у него, как у попы, отращено брюхо? Душу корысти продай, торгуй и рыскай повсюду По свету ты; и никто ловчей тебя каппадокийцев Тучных не хлопает пусть, на высоком стоящих помосте. Свой ты удвой капитал.— «Да он втрое, он вчетверо, даже Вдесятеро наслоен; отметь, где конец положить мне».
Вот и нашелся, Хрисипп, твоего завершитель сорита.
Публикуется по материалам: Римская сатира: Пер. с латин. / Сост. и науч. подгот. текста М. Гаспарова; Предисл. В. Дурова; Коммент. А. Гаврилова, М. Гаспарова, И. Ковалевой и др.; Худож. Н. Егоров. –М.: Худож. Лит., 1989. – 543 с. (Библиотека античной литературы). Сверил с печатным изданием Корней.
