Бедиль Мирза Абдулкадир Четверостишия
(перевод Я. Козловского)
(1) ╠
< 1 >
следующая
╣ (4)
Ты прав, Бедиль, играть не безрассудно Безумца роль. Сошедшему с ума Не так бывает горестно и трудно Смотреть на мир, в котором правит тьма.
Я не свободен отвергать желанья, К утехам сердца снова путь торю. Благочестивый за благодеянья, Познавший благо, жизнь благодарю.
На сторону свою стремись врага привлечь И не гневись, когда ведешь с ним речь: От гнева жилы, взбухнув на затылке, Сразить тебя способны, словно меч.
Никто не видит собственной спины, А радость — на виду. И не должны Земных утех мы избегать и думать Про ад и рай: они нам не видны.
Ты величавым был, ходжа, имел и власть и злато, Но меч истачивает ржа. Пришла пора заката. Твое могущество теперь почти совсем угасло, Как свет лампады на заре, в которой нет уж масла.
Тот мужчина, кто тигра осилит и грозного льва, Но пред совестью чья опускалась не раз голова. У чесальщика хлопка в стрелу обратился бы гребень, Если б мужеством вдруг оказался бы лук хвастовства.
Танец слез на ресницах возник, Пляшут вздохи и ходит кадык. Вспомню облик твой — сердце танцует, Вспомню имя — танцует язык.
Красавицам Китая — кто не рад? Монголки очаровывают взгляд. Европеянки, хоть неправоверны, Но я, как в рай, пойду за ними в ад.
Петлей безумья увенчал ты слово
И, хохоча, людей арканишь снова. Сомкни уста и знай, что горстке праха Взвиваться в небо знойное не ново.
Полкапельки уксуса сгубят, хозяйству не впрок, Весь чан молока, как бы не был последний глубок. И петелька связи порвется в гармонии мира, Раздора когда упадет меж людей волосок.
Что скажут о тебе — услышу в тот же миг, Магнитом стал для глаз божественный твой лик. И где бы я ни совершал намаза — Порог твой видеть пред собой привык.
Своих достоинств тот лишится, как мужчина, Кто с подлецами пьет из одного кувшина. Начни светильник вдруг не масло пить, а воду,— Тьмы наступившей нам откроется причина.
Когда ты свой разум быть пленником знаний обрек, Тебя справедливость должна наставлять, как пророк. И обрети, если хочешь сравняться с Бедилем, Стальное перо и чернил золотых пузырек.
Монах забросил четки потому, Что истину кабак открыл ему. Он был ослом, но с привязи сорвался, Сбрил бороду и развязал чалму.
— Бедиль, поэтов всех не перечесть. — Не перечесть лишь потерявших честь, Чья лесть панегирическая в моде. А истинных поэтов много ль есть?
Душа иного — радостный цветник, А я в печали головой поник. И зеркалу разбитому подобно Моя душа твой отражает лик.
Ценивших дружбу след исчез давно, И вероломство в честь возведено. И тонкий стих чекана золотого Понять в такую пору мудрено.
Краса нам женская мила, и, где б нас ни пленяла, Под небом Индии брала она всегда начало. И в этот мир, лицом смугла, Лейли в обличье юном, Клянусь, из Индии пришла, чтоб встретиться с Меджнуном.
Возлюбленная явилась, я чарам ее колдовства Сдался душой на милость — и все растерял слова. Упал пред ней на колени, к ногам ее лбом приник, Идет голова моя кругом, безмолвствует мой язык.
Я скорбь сомнения познал — и сделался богатым, Когда в начало всех начал проник умом предвзятым. И скатерти ладоней сам свернул по той причине, Что я к земле и небесам не льну с мольбою ныне.
Ученый, покинувший свет, явился сахибу во сне. — Как жизнь там, когда не секрет, поведай, пожалуйста, мне? — Ты был бы доволен вполне,— сказал ему призрак в ответ,— Здесь думает бог за того, в ком здравого разума нет.
Не будь шутом под пологом небес И знай о том, что есть у слова вес. А иначе откроешь рот — и станет Смеяться мир над глупостью словес.
Длинен язык глупца, то истинная быль, Всегда в движенье он, как ветряная пыль. И знаешь ты, Бедиль, лампаду зажигая: Чем меньше масла в ней, тем в ней длинней фитиль.
Будь благороден нравом, не потеряй стыда, Где двух начал от века обнажена вражда, И зеркалом тех знаний, что ведомы вокруг, Когда имеешь совесть, не становись, мой друг!
Ты сторонишься, низкий плут, ханжой прослыв давно, Всех нищих бражников, что пьют дешевое вино. И омовенье всякий раз, хоть совершаешь в срок, Того, кто беден и чумаз, грязней ты все равно.
Кто от природы сердцем зол — на помощь не придет, На голове его хоть кол теши из года в год. Зачем до блеска шлифовать старались острый меч, Который в руки взял палач, чтоб голову отсечь.
Плоть человека вся, как есть, телесных уз полна, Его костям и жилам честь при жизни воздана. Грядет черед — и смерть придет, и станет наша плоть Всех прежних связей дорогих навеки лишена.
Кто в мире истину постиг на пиршестве земном, Где опьяняла страсть на миг любовным нас вином? Хоть станет зеркалом земля, но истинный кого Сумеет облик отразить? Лишь бога одного.
Деяния царей — собранье нечистот. Царь этот не святой и не святой был тот. Величие царей и роскошь их сама, Клянусь я, не ценней ослиного дерьма.
Воистину, Бедиль, дешевле свеч Цена иных свиданий или встреч. Где верность клятв? И жертвенно в честь дружбы Чья голова скатилась гордо с плеч?
Слепец — кто видел, но не взял в расчет. Мед, что не дал услады,— горький мед. Из всех жилищ — верна себе могила, И савану чужды капризы мод.
Бедиль, не будем подражать мы нраву барабана И восславлять ему под стать эмира иль султана. Мы соберем друзей опять вдали дворцов богатых И станем песни распевать, в которых нет обмана.
Самоуверен шаг того, чья голова пуста, В которой, как трава растет, вздор всякий неспроста. Душа льнет к праздности — когда не ведает забот. Кувшин, лишившийся вина, заполнит пустота.
Ярка, как пламень, шапка богача, А страсть его к наживе — горяча. Но, венчанный ликующею шапкой, Он гибнет, как под пламенем свеча.
Однажды дервиш, говорят, прощаясь с белым светом, Гром издавать заставил зад и хохотал при этом. — Благослови мой дух, мулла,— сказал веселый дервиш, — Встречаюсь я в последний раз с тобой по всем приметам.
Оплаканные памятью живых, Ушли поэты, чей бессмертен стих. И в капельках чернил рыдают перья, И льнут к бумаге, вспоминая их.
О шах, пускай на шахматных полях Победы дух царит в твоих войсках, Но помни, словно пешечный король ты, Что смысл двойной имеет слово «шах!».
В своем письме к возлюбленной одной Я сделал сердце точкой отправной, Но вдруг оно само рванулось к милой, И лопнул свиток, как бутон весной.
Хоть пил ты сладкий мед, похмелья горек час, Судьба то вознесет, то в бездну бросит нас. Познай себя, мой друг, тогда познать сумеешь Скорбящих ты и кинувшихся в пляс.
Небесных звезд Диван вершит круговорот, А недр земных карман беднее, что ни год. И мы должны почет, раз наша плоть — туман, Тому лишь воздавать, кто нас переживет.
Прогулке — ранний час, свиданью с милой — ночь. Есть свой у песни лад, с другим — ей жить невмочь. А я — старик седой — все к женщинам тянусь, До молока зубов и сладких губ охоч.
И легкомысленный, когда идет по улице стыда, Вдруг не шутя предастся размышленью. Так вата легкая, когда в нее впитается вода, Вес обретя, противится теченью.
Черно завистника нутро и злому сердцу в лад, Извечно ближнего добро его глаза когтят. Бел потолок, как серебро, и тянется к нему От угасающих свечей завистливый их чад.
Что мудрствуешь пред сборищем видений, Почто других не признаешь ты мнений? Разбей бокал о камень, отрекаясь Сам от себя, как будто бы ты гений.
Для нас путь мира неисповедим, И тайн от глаз немало скрыто им. Махди рожденье и Христа рожденье В нем не было явлением земным.
(1) ╠
< 1 >
следующая
╣ (4)
Публикуется по материалам: Поэзия народов СССР IV–XVIII веков. Библиотека всемирной литературы. Серия первая. т. 55, –М.: Художественная литература, 1972. Сверил с печатным изданием Корней.
На страницу автора: Бедиль Мирза Абдулкадир;
К списку авторов: «Б»;
Авторы по годам рождения: 1401—1750;
Авторы по странам (языку): персидские
Авторы по алфавиту:
А
Б
В
Г
Д
Е
Ж
З
И, Й
К
Л
М
Н
О
П
Р
С
Т
У
Ф
Х
Ц
Ч
Ш, Щ
Э
Ю, Я
Авторы по годам рождения, Авторы по странам (языку), Комментарии
|