Люблю я тонкие сети Науки, люблю я выше Умом воспрять, чем женам Обычай людей дозволяет… Есть муза, которой мудрость И наша отрадна; жены Не все ее видят улыбку,— Меж тысяч одну найдешь ты,— Но ум для науки женской Нельзя же назвать закрытым. Я думала долго, и тот, По-моему, смертный, счастлив, Который, до жен не касаясь, Детей не рождал; такие Не знают люди, затем что Им жизнь не сказала, сладки ль Дети отцам, иль только С ними одно мученье… Незнанье ж от них удаляет Много страданий; а те, Которым сладкое это Украсило дом растенье, Заботой крушатся всечасно, Как выходить нежных, откуда Взять для них средства к жизни, Да и кого они ростят, Достойных людей иль негодных, Разве отцы знают? Но из несчастий горше Нет одного и ужасней. Пусть денег отец накопит, Пусть дети цветут красою, И доблесть сердца им сковала, Но если налетом демон Из дома их вырвет смерти И бросит в юдоль Аида, Чем выкупить можно эту Тяжелую рану, и есть ли Больнее печаль этой платы За сладкое право рожденья?..
Публикуется по материалам: Лирика древней Эллады в переводах русских поэтов. / Собр., коммент. Я. Голосовкер. М. – Л.: Академия, 1935. Сверил с печатным изданием Корней.
