Вот уж солнышко вновь, удаляясь от нас неуклонно, Наши края покидает, спешит склониться к закату. День ото дня лучи все больше солнышко прячет, Наземь день ото дня длиннее тени ложатся. Ветры крылатые снова шалить начинают помалу. В поле, в лесах зашумели, тепло последнее гонят, Вот почему и погода становится все холоднее, Зябкую старость опять натянуть полушубок торопит, Бабе и дряхлому деду у печки велит приютиться, Всех остальных в жилье загоняет — отогреваться Теплым и жирным куском или с пылу горячей похлебкой. Вся промокла земля и слезами обильными плачет, Ибо повозка порой раздирает ей дряблую спину. Там, где телегу легко вывозила пара клячонок, Нынче ее протащить и четверке совсем не под силу. Оси визжат и скрипят, и колеса вертятся натужно, Вязнут по втулку в грязище, и комья взметают высоко. Полосы пашен лежат, утопая в расплывшихся лужах, Дождь, неуемный дождь поливает спины прохожим, И сапожишки и лапти хлебают студеную воду, Липкую грязь на дорогах меся, как тесто крутое.
Где же вы, красные дни? Куда, скажите, вы делись, Дни, когда в доме впервой, на волю окно отворяя, Чувствовать мы начинали тепло весеннего солнца? Словно какой-нибудь сон невзначай приснится, и после, Вдруг пробудясь, о нем вспоминаешь вскользь, ненадолго,— Так и радость от нас с промелькнувшим летом умчалась. А куда ты ни глянь, одна лишь слякоть повсюду, Словно кисель на огне, пузырями вскипает под лаптем. Все, что порхало, резвилось на светлом празднике лета, Все, что в траве луговой копошилось долгими днями, Все, что к небу взмывало, качая крыльями плавно, И насыщалось потом козявками и червяками,— В страхе покинуло нас, поспешая от стужи укрыться. Осиротели поля и в скорбь глубокую впали, Роскоши прежней лишась, уподобились старым кладбищам.
Опустошает смерть и леса, и мелкий кустарник, Исподволь их красоту обрывают бури и ливни. Ветви, где только недавно под листьями выводки птичьи В гнездах своих пищали и плакали, как в колыбелях, Где оперились потом и, крылья расправив, резвились, Мошек ловить на лету принимались без матери милой,— Нынче совсем оголились и стали как высохший хворост, Бьются, стучат друг о друга, когда разыграются ветры. Там, где медведь выгребал из колоды тяжелые соты И, медвежат кормя, медведица глухо урчала, Там, где испуганный лось уносился, опасность почуя, И грабежу да вытью обучали выводок волки, Там, где немало кур ястреба унесли-поклевали И воронье воровало гусят зазевавшихся глупых,— Там, поглядите, совсем пропало нынче веселье. Только вороны одни прославляют осеннюю мерзость. Певчих птиц не слыхать — давным-давно схоронились И беззаботно спят, и мороз им снится, наверно. Ах, огороды наши в нарядах из зелени свежей, Слава и гордость весны — цветочки ранние в поле,— Ах, ни следа от вашей красы и благоуханья. Но погляди, полюбуйся: что вешней порой огороды Нам показали в расцвет и лето взрастило позднее,— Это добро в кладовые, в чуланы мы прячем сегодня, После, сварив иль зажарив, едим и хвалим усердно. Вы же, гуси, и вы, болтуньи утки, ступайте И поплещитесь, потешьтесь, пока еще реки открыты. Вы, петухи и куры, что возитесь вечно в навозе, Кыш поскорее во двор, чтоб еще насладиться немного. Только не думайте вправду, что мы ради вашего шума, Ваших песен-псалмов во дворах вас держим да кормим, Нет, из-за вкусного мяса ваш голос хозяева хвалят.
Публикуется по материалам: Поэзия народов СССР IV–XVIII веков. Библиотека всемирной литературы. Серия первая. т. 55, –М.: Художественная литература, 1972. Сверил с печатным изданием Корней.